Противоречивость окультуривания человека в Средние века

В Средние века распространена была любовь к ярким, сверкающим цветам и к свету, что зримо проявилось в готической архитектуре с ее цветными витражами и общей устремленностью ввысь. Дорога в рай у итальянского поэта Данте была восхождением к свету. Возможно в этом сказывалось и общее стремление средневековых людей “уйти” от земного суетного мира с его трудной жизнью, уйти в сон, грезу, чудо.

Об этом по-разному пишут многие авторы (Ле Гофф, Й. Хейзинга и др.). С этим связывают активное использование в Средние века возбуждающих средств, порождавших галлюцинации, а также внимание к снам, которые явно заботили и тревожили людей. Во сне могла открыться судьба, прилететь ангелы и подстеречь дьявол. Средневековый человек и наяву готов был верить видимости, кажущемуся. Хотя церковь пыталась убеждать верующих относиться к видимому земному миру и его ценностям с подозрением и презрением. Ведь земное: земная жизнь, земные радости, видимость, чувственность, телесность, – все это бренный сор в сравнении с жизнью вечной, жизнью души, о спасении которой только и надо заботиться.

Средневековый человек и на самом деле вынужден был заботиться о своей душе, ибо, хотя в отдельные моменты он бывал удивительно крепок и стоек, но в целом душевно слаб и неуравновешен. Многие авторы отмечают характерность для средневековых людей массовых психических расстройств, повышенной возбудимости. Отсюда и религиозность этих людей оказывалась неистовой. Представители всех сословий того времени отличались наивной доверчивостью, которая не исключала хитрости. В них вполне уживались грубость, порою черствость, видимая жестокость с трогательной жалостливостью, слезливостью. Впрочем, то, что нам представляется жестокостью, им таковой не представлялось. Они жили в мире чрезвычайно жестком, точнее жестоком незавуалированно, откровенно. Они с детства привыкали видеть грязь и кровь, человеческие убожества и зверства. Они смотрели на казни, как на развлекающие зрелища. Их во всем привлекала яркость: действий, выражения чувств, внешности. На фоне ужасающей обыденности тяжелой жизни все необычайное становилось любопытным и достойным внимания. И все поэтому было действительно ярче, чем сейчас. Й. Хейзинга, описывая яркость и остроту жизни средневековых людей, отметил, что современному городу неведомы непроглядная темень и мертвая тишина города средневекового. На этом фоне и свет и звук, по контрасту, были ярче и громче. В общей унылости и бесцветности жизни процессии, церемонии, выходы и выезды вельмож, казни – были ярчайшими зрелищами. Казнь и обставлялась и строилась как спектакль. Без всего этого жизнь становилась совершенно пустой. Именно пестрота форм (зрелищных прежде всего), затрагивавших умы и чувства, возбуждала и разжигала страсти, проявлявшиеся в неожиданных взрывах восторга, грубой необузданности, звериной жестокости, а порой и душевной отзывчивости. Причем, все это было переменчиво, неустойчиво.

Странствующие проповедники легко возбуждали толпу. Мы, замечает Й. Хейзинга, привыкшие к газетам (а я добавлю и к телевидению), выучившиеся в школах, едва ли можем себе представить ошеломляющее воздействие звучащего слова на неискушенные, невежественные умы. Современные средства массовой информации делают примерно то же самое, но более скрыто, зато с более долговременным эффектом. В Средние века, слушая проповедника (иногда часами) люди внимали ему, то рыдая, то загораясь воодушевлением. Их можно было подвигнуть на многое, и разом. Столь велика была душевная восприимчивость, впечатлительность. Верили слову истово, и публично, тут же, выражали свои чувства по поводу сказанного. Люди того времени (впрочем, и нашего времени тоже) очень любили трогательные истории, в том числе сказочные: об утраченных коронах и долгих скитаниях, и об обретении счастья после этого.

Но когда один проповедник уходил, другой мог столь же легко повернуть чувства в иную сторону. Люди вообще легковерны, а средневековые люди – в особенности. Поэтому и суеверия оказались в ту эпоху столь широко распространенными и глубоко укорененными. Это касается верований в нечистую силу. Средневековый человек испытывал глубокий страх перед дьявольскими кознями. В XV веке, уже в конце Средневековья, в Европе была прямо-таки эпидемия ведовства, чародейства, которой были захвачены и вельможи и короли. Появилась масса чернокнижников. Повсеместно пытались навести порчу на своих врагов (швыряя фигурки из воска в огонь, протыкая их иглой).

В противовес этому, церковь развернула кампанию “охоты на ведьм”; ведь ведовство отождествлялось с языческой ересью. Вере в колдовство способствовали красочные рассказы самих ведьм и колдунов, о своих действах, полетах на шабаш, которые они сочиняли, или набивая себе цену, или под пытками инквизиции.

Прочее на сайте:

Поздняя империя
Диоклетиан Гай Аврелий Валерий (243–316) стал императором в 284 г., и с его приходом к власти началась новая эпоха в истории Рима – Поздняя Империя. Император Диоклетиан, правивший на рубеже III–IV веков, уже редко бывал в Риме. Его резид ...

Предмет и объект изучения в библиотековедении
Одним из проблемных вопросов библиотековедения является определение объекта и предмета библиотечной науки. С XIX в. началась разработка этих определений. До 70-х годов XX в. объект и предмет библиотековедения не различались: Объект библио ...

Древнеегипетская культура
Притягательная оригинальность культуры, отразившей своеобразие истории Древнего Египта, несла на себе печать ранних классовых отношений, зародившихся и вызревших в регионе. Изолированность географического положения долины Нила, особый кли ...